Внимание! Ввиду неурядиц на ресурсе сайт переехал по адресу:
…к Великой Депрессии, как очередному, хотя и большому, кризису одной системы. А естественно преодолеть этот кризис никому не удалось. В Европу модель общества потребления была экспортирована американцами после Второй мировой войны. Это общество стало постоянно расширять рынок за счёт создания всё новых потребностей с одной стороны и постоянного роста производительности с другой.
Грядущий системный переход
Механизм срабатывания реформ Франклина Рузвельта важно понимать многочисленным последователям, желающим стимулировать экономику бюджетными расходами. Их действия похожи на стремление разогнать автомобиль и ехать на одном стартёре. Кризис, который сейчас охватывает мировую экономику, совсем иной. Нет в экономике барьеров, которые надо разрушать кейнсианскими методами. Нет мотора, который можно запустить государственными расходами. И сами эти расходы будут создавать низкоквалифицированные рабочие места в других, в развивающихся странах. Кейнсианские рецепты ведут к усугублению кризиса, оттягивая чуть-чуть начало краха.
Методы денежного регулирования бесполезны и вредны. Сегодняшние события – это не финансовый кризис. Падение производительности капитала, перетекание капитала в сокровище, надувание пузырей биржевых товаров рисует картину экономического кризиса. Обнуление ставки рефинансирования и увеличение эмиссии валюты приводит лишь к дальнейшему раздуванию пузырей и частично идёт в замещение уменьшения банковского мультипликатора. Пробиться деньгам в инвестирование в новый технологический уровень не даёт социально-политическая система.
Грядущий кризис носит, как и Великая Депрессия, социально-политический характер. Великая Депрессия была кризисом зарождения общества потребления, новый кризис вызван исчерпанием резервов развития этого общества и необходимостью зарождения новой формации. Старая система имеет один последний существенный резерв развития. Это включение слаборазвитых стран в мировую экономику. Но и для этого нужны политические решения – отмена развитыми странами сельскохозяйственных субсидий, разрушающих экономику слаборазвитых. Это приведёт к инвестициям в сельское хозяйство слаборазвитых стран, возникновению и росту их собственной экономики, росту доходов населения и расширению спроса на продукцию развитых стран. В этом нет ничего нового, всё описано более двух веков назад Адамом Смитом.
Но это последний экстенсивный резерв развития. Необходимо интенсивное развитие, рост производительности труда, переход на новый технологический уровень. И здесь мешает сопротивление социально-политической системы. Система, созданная для развития общества потребления, уже и в этом обществе злоупотребила функцией защиты труда. Чрезмерная социализация общества тормозила темпы развития. Но теперь, когда встаёт вопрос полного вытеснения человека из производственного процесса, уничтожения самого понятия рабочий класс, социально-политическая система уже не тормозит, а срывает процесс развития. Политики не только не позволяют увольнять рабочих и заменять их автоматизированным производством, но и пытаются стимулировать создание новых низкоэффективных рабочих мест.
Не имея возможности развиваться интенсивно, производство вытесняется в развивающиеся страны с низким уровнем оплаты труда. А это то самое, описанное Карлом Марксом, повышение степени эксплуатации трудящихся. Замораживание роста производительности труда на новом витке развития приводит к старым проблемам. Кроме того, развитые страны получили новую проблему – деиндустриализацию экономики. Правда, теперь это даёт новую возможность – реиндустриализацию на новом уровне автоматизации. Теперь не придётся увольнять своих рабочих, но себестоимость автоматизированного производства должна теперь конкурировать с себестоимостью китайской продукции, обеспеченной значительно меньшим уровнем оплаты труда.
Повышение производительности труда еще со времён восстания луддитов было процессом болезненным. Хотя сегодня ни один работник не согласится на жизнь, которую отстаивали луддиты, они готовы были проливать кровь за сохранение убогой производительности. Сегодня задача стоит еще более вызывающе – полное вытеснение человека из процесса производства. И хотя человеку двадцать второго века будет казаться страшным кошмаром и дикостью работа живого человека на конвейере, сегодня и трудящиеся и правительства изо всех сил отстаивают рабочие места. Требуется огромная политическая воля для компенсации сопротивления этому процессу.
На уровне корпоративного управления кризис проявляется в виде превалирования коротких целей над длинными. Усугубляет это явление система поощрения высшего руководства компаний, настроенная на рост краткосрочных финансовых показателей. Она приводит к выгодным сегодня, но убийственным стратегически решениям по выводу промышленности из развитых стран, в ущерб инвестициям в развитие технологий. Одно из предложений по изменению принципов поощрения высших руководителей бизнеса публичных компаний с распылённым капиталом, потерявших стратегического собственника, дано в ТОСМ.
Проблема перехода на новый технологический уровень не ограничивается субъективным политическим сопротивлением. Всё, что произведено сверхвысокой производительностью, кто-то должен потребить. Общество потребления постоянно нагнетало потребности, изобретало всё новые и новые. Но у всех потребностей есть одно отвратительное свойство. Количественное увеличение удовлетворения потребности вызывает отвращение. Обжорство вызывает тошноту и потерю вкуса. Донжуанство – потерю интереса к противоположному полу и деградации функциональности соответствующих систем организма. И так со всеми потребностями, безудержное количественное увеличение потребления вызывает отторжение потребности.
Общество потребления придумало – как бороться с этим, вводя в рыночный цикл всё новые и новые потребности. Но оказалось, что и это увеличение количества потребностей, тоже насыщаемо. В развитых обществах образовались слои людей, отказывающихся от увеличения потребностей, а вместе с этим – от экономической и социальной активности. Способствует этому социальная политика развитых государств, направленная на борьбу с бедностью.
В Соединённых Штатах на системе Вэлфера выросло третье поколение сознательно нигде не работающих граждан. Среди них процветает наркомания и криминал. Европу захлёстывают демонстрации людей, требующих не снижения налогов, угнетающих их жизненный уровень, а увеличения бюджетных расходов, без всякой попытки понимать – чем эти расходы должны обеспечиваться. Всё это атавизмы общества потребления, заражённого кейнсианскими бациллами.
Как почистить общество от разрушающего действия кейнсианской социальной политики – вопрос политически крайне сложный, но теоретически понятный. А вот что же делать с потребностями, увеличивать которые уже нет никакой возможности? Для выяснения вопроса давайте поподробней присмотримся к тем, у кого денег ну очень много, а работать они всё равно не перестают.
Что заставляет работать Билла Гейтса, ему его миллиардов не проесть никогда? Оставить наследство детям он тоже не намерен, объявил, что им хватит и по 10 миллионов. А что заставляло Генри Форда формировать новый класс потребителей из рабочих своих заводов. Да, это важная социальная задача, но ему-то какая выгода? Только увеличение издержек.
Заставляет это делать потребность. Но это не потребность потребления или присваивания каких-либо ценностей. Это потребность в творческой самореализации. У предпринимателя, как и художника, композитора, изобретателя, учёного – работа творческая. Не надо путать творчество с альтруизмом. Билл Гейтс создаёт капитал и передаёт его обществу, финансирует медицинские программы, другие социальные проекты. Но в бизнесе с конкурентами он ведёт себя так же, как и все, по законам рынка, и никаким альтруизмом там и не пахнет. Дело не в альтруизме, а в удовлетворении собственной потребности в самореализации. Так же, как и у художника, и у учёного.
Где-то в конце 70-х я читал о впечатлениях журналиста, повстречавшего наследника династии Круппов. Его чуть живого выводили под ручки из ночного клуба. Получив в 20 лет наследство, он не захотел работать. Отдал заводы в управление, назначил себе огромную пенсию и стал прожигать жизнь. В 40 лет, когда его повстречал журналист, тот уже был развалиной.
Не все понимают Билла Гейтса, объявившего, что он передаст своё состояние специальному фонду, а детям оставит по 10 млн. долларов. Это не оттого, что он не любит детей. Наоборот. Большими деньгами можно и убить. Большие деньги – это не средство потребления, это инструмент. Тем, у кого не созрела потребность в таком инструменте, давать его нельзя. Человеку с творческими потребностями, не требующими больших денег (художнику, музыканту…), миллиард станет только обузой, управление которой отвлекает от любимого дела. А 10 млн. вполне достаточно для старта любого проекта и реализации до стадии, интересной институциональному инвестору. В случае же прожигания состояния в окружении современных соблазнов быстро начнёт ощущаться нехватка денег, стимулирующая к какой-либо активности.
Кроме того, юридически институт наследования возник в древнем Риме. Получить наследство – был чуть ли не единственный способ разбогатеть. Продолжительность жизни была короткой. Двадцатилетний наследник – было нормой. Сегодня миллиардные состояния делаются с нуля. Продолжительность жизни высокая. Наследство, полученное в 60-70 лет, уже теряет былой смысл. Принц Чарльз попал в неловкое положение. Коронация престарелого принца никого не вдохновляет. Все смотрят на молодого, красивого внука королевы. В обозримом будущем продолжительность жизни достигнет 120 лет. Наследство, полученное в 90 лет, совсем мало повлияет на жизнь наследника. Институт наследования рассосётся естественным образом.
Откуда же берутся творческие потребности? Психолог Абрахам Маслоу нарисовал пирамиду потребностей. Он разбил потребности на несколько системных уровней – от простейших, обеспечивающих существование, до потребностей высшего уровня – в творчестве, в самореализации. Психологи считают, что людей с такими высшими потребностями в социуме порядка четырёх процентов. Это статистические данные.
Но это не изначальная генетическая заданность. Я не встречал ни одного ребёнка без потребности к познанию и самореализации. Первоклашка с интересом идёт в школу, хочет учиться и проявлять себя. Это к средним классам он уже ненавидит учиться и становится агрессивно-послушным. Принимает навязанные ему косной системой рамки поведения и проявляет зажатое стремление к творчеству, карябая парту ножиком. На мой взгляд, такой расклад – результат действия социальных факторов.
Человек – самое конформистское животное. Это позволило ему лучше всех приспособляться. Это дало ему возможность стать социальным животным. Это заставляет его подстраиваться под матрицу, накладываемую обществом. А матрица общества потребления накладывает на формирующуюся личность нужные ей трафареты. Двигателем развития общества объективно является потребление. И именно нужные для этого качества формирует матрица. Четыре процента – это те особи, у которых ущербна способность к конформизму. А это, как нам повествуют некоторые биологи, в популяции заложено уже генетически. Этим четырём процентам и удаётся сохранить естественную потребность. Поэтому все творческие люди сегодня нонконформисты. Потому что только из нонконформистов получаются творческие личности. Остальных система форматирует под свои требования.
Мы на пороге исчерпания резервов развития общества потребления. Оно упёрлось в пределы повышения производительности труда и капитала. Новая формация будет опираться на самореализацию. Рабочие места будут стремительно сокращаться. И также стремительно будут наращиваться возможности для предпринимательства. А это удел творческого человека. Матрица общества изменится. Человеку конформистскому не нужно будет подавлять творческое начало. Творческие потребности сохранятся не только у тех четырёх процентов, у кого не удалось отбить их в процессе воспитания и обучения, они сохранятся и разовьются у подавляющего большинства.
Как обучать детей творчеству, мышлению, пониманию, а не запоминанию, послушанию, исполнению инструкций, как не выращивать специалиста не нужного меняющейся экономике через несколько лет, а воспитывать личность, меняющую специальности и саму экономическую систему – задача другой науки, педагогики. Ею тоже занимаются тризовцы. У нас же иная задача – увидеть цели образования и науки изнутри экономики. Мы должны сделать вывод о том, что новая педагогика, выращивающая самостоятельную творческую личность – не красивый лозунг романтических мечтателей, а экономическая необходимость, без которой экономика будет деградировать. Будущей экономике нужен не массовый специалист, а массовый предприниматель.
Таким образом, задача будущей социально-политической системы состоит не только в том, чтобы повысить производительность труда, обеспечив вытеснение человека из производственного процесса, но и в том, чтобы обеспечить всем возможность творчества, и построить систему управления творческой самореализацией.
Страшно было феодалу подумать, что можно позволить работнику удовлетворять все его потребности, как себе самому. Он же тогда перестанет подчиняться. И действительно, он перестал подчиняться той старой системе, основанной на дефицитном управлении. Но новая система управления, живущая с налога на потребление, стала чувствовать себя тем лучше, чем выше это потребление. Сегодня пришла пора расстаться и с монополией на творчество. Но люди, занимающиеся самореализацией, станут плохо управляемыми политической системой, построенной на стимулировании потребления. Нужна новая система управления самореализацией.
Итак, для преодоления кризиса требуется.
- Прекращение стимулирования создания рабочих мест, вместо этого стимулирование предпринимательства, особенно в высокотехнологичных отраслях.
- Сворачивание кейнсианских социальных программ, разрушающих экономику.
- Изменение принципов корпоративного руководства в публичных компаниях в пользу длинных стратегических целей.
- Реиндустриализация развитых стран на новом уровне автоматизированного производства. Для этого возможны меры временного, на переходный период, экономического стимулирования.
- Прекращение субсидий сельского хозяйства и других не высокотехнологичных отраслей.
- Реформа образования. Цель – не обучение для нужд системы, а взращивание личности, развивающей эту систему.
Грядущий кризис
Пока же власть, не осознавая этого, занимается другими делами – печатает и раздаёт деньги. К чему приведёт такая политика – можно просчитать. Начнём с 1997 года. Лопнул пузырь на азиатских рынках. Деньги, устремившиеся в идею доминирования азиатского рынка в двадцать первом веке, надули пузырь на фондовых и кредитных рынках азиатских драконов. Этот кризис принципиально отличался от всех предыдущих кризисов. Кризис не был чисто азиатским. В этом процессе синхронизировались денежные потоки всех ведущих экономик планеты. Началась новая эпоха кризисов глобальной экономики.
Дальнейшее применение деньги нашли в надувании пузыря в интернет-компаниях. Лопнул он в 2000 году. Этот кризис вызвал уже серьёзные последствия в американской экономике. И хотя кризис носил экономический, а не финансовый характер (надувались инвестиционные пузыри на длинные деньги институциональных инвесторов), лечить его принялись финансовыми средствами. Стали опускать ставку рефинансирования и накачивать экономику деньгами.
Но финансовое регулирование разрешению экономического кризиса не помогло. Деньги не потекли в модернизацию производства. Вместо этого производство потекло в развивающиеся страны, а деньги потекли в надувание следующего пузыря. Возросшее количество денег надуло ещё большие пузыри на рынке субстандартной ипотеки и на рынках биржевых товаров.
Экономические власти, как им и предписывают правила денежного регулирования, подняли учётную ставку, и пузыри лопнули в 2008 году. Но эти пузыри, подкаченные новыми деньгами, были ещё больше прежних, и финансовая система попала в совсем жуткую ситуацию. Опускание ставки рефинансирования почти до нуля уже не вызвало никакого оживления. Пришлось резко увеличить денежную эмиссию, стыдливо названную политкорректными терминами.
Дефляционную волну, которая должна была образоваться в результате кредитного сжатия, уменьшения банковского мультипликатора стали компенсировать увеличением денежного предложения. То есть, уменьшение количества вторичных денег стали компенсировать увеличением эмиссии первичных. Здесь давайте вспомним – что такое деньги. Мы выяснили, что вторичные деньги сделаны из капитала, а первичных в развитой экономике намного меньше. Поэтому не очень важно из чего они сделаны. В здоровой развитой экономике деньги – это её преобразованный капитал.
В слабой экономике, зависимой от чужой финансовой системы, первичные деньги обеспечены золотом и валютой сильной экономики. Их делает Центробанк с помощью банковского мультипликатора. Так же, как коммерческий банк в сильной экономике делает вторичные деньги. В американской экономике таким обеспечением было только золото. Золотой стандарт отменён в 1971 году. Первичные американские деньги перестали обеспечиваться какой-либо стоимостью. Первичные деньги стали обеспечиваться их необходимостью для денежного оборота, из них делались вторичные деньги, обеспеченные капиталом. То есть, сложилась парадоксальная ситуация, первичные деньги обеспечиваются вторичными, их необходимостью в экономике.
В здоровой развивающейся экономике на этот парадокс можно было не обращать внимание. Основную массу составляли вторичные деньги, обеспеченные капиталом. При угнетении кредитной активности и замене вторичных денег первичными вопрос становится актуальным. Деньги портятся, становятся менее обеспеченными. Понятие порчи денег ввёл Адам Смит. Под порчей он понимал снижение количества золота в монете из-за уменьшения веса или снижения пробы. В наше время обеспечение денег содержится не в монете, и порча их происходит там, где находится их обеспечение. Получается, что деньги без кредитной банковской деятельности не обеспечены ничем. Современная финансовая система обладает только динамической устойчивостью, как двухколёсный велосипед. Не падает пока едет и с уменьшением скорости теряет устойчивость.
К падению качества денег добавляется и другая проблема – этим деньгам уже некуда деваться. Инвестирование в технологии перекрыто, как мы уже выяснили, социально-политическими дамбами. Деньгам ничего не остаётся, как искать последнее пристанище в государственных долгах и рынках биржевых товаров. Бюджет становится главным потребителем денег и главным инвестором. Происходит социализация поневоле. Это канал проедания капитала. Проедание капитала делает экономику бедней, а денег в ней всё больше. Напрашивается вывод – неизбежно повышение цен.
Как это будет происходить? Процесс очень похож на раскачивание качели. Последние полтора десятилетия вскочил на эти качели и интенсивно их раскачивает озорник ФРС. В детстве все мы качались на качелях. В крайней точке отклонения мы добавляли энергии системе, перемещая центр тяжести своего туловища. Так мы добивались увеличения амплитуды колебаний качели. В пределе можно раскачать качели так, что они совершат кувырок, если раньше сам не выпадешь.
Тем же занимается и ФРС. Увеличивая и уменьшая ставку рефинансирования, он накачивает каждую следующую волну новой энергией. Приближается гигантская волна, которая перевернёт рынок. Пузырь цен биржевых товаров выплеснется на другие товарные рынки, рождая инфляционное цунами. Инфляция поглотит лишние деньги и будет достигнуто новое равновесие на упавшем рынке. Но на этом упавшем рынке ни одна проблема экономики решена не будет. Проблемы надо будет решать с нуля на новом витке в ухудшенной ситуации.
Это качественное описание. Всех интересует конкретные сроки этих процессов. У меня нет математического описания этого процесса. Хотя такая задача в принципе решаема. Но можно обратиться к статистическим исследованиям финансовых и экономических циклов. Статистика прошлого не является доказательством поведения рынка в будущем. Но мы обосновали физическую неизбежность волновых процессов в экономике и финансовой системе. И у нас есть основание предполагать, что циклы, выявленные экономистами, имеют объективный характер.
Экономисты выделяют циклы Китчина, длящиеся 3-4 года и связанные с финансовым стимулированием-дестимулированием загрузки производственных мощностей. И циклы Жюгляра, длящиеся 7-11 лет и связанные со стимулированием-дестимулированием инвестиционной активности. Если нарисовать два пика кризиса 2000 и 2008 года, они впишутся в цикл Жюгляра. Если к ним добавить банковский кризис 2004 года и финансовый кризис 2011 года, получатся четыре цикла Китчина. Азиатский кризис 1997 года тоже вписывается в цикл Китчина. Видимо, это связано с тем, что экономическим он был лишь в Азии, а на глобальном уровне затрагивал лишь финансовую сферу.
На такой картинке не трудно дорисовать третий пик экономического кризиса. Чтобы посчитать время до него в годах достаточно пальцев на одной руке даже у фрезеровщика. Второй пик 2008 года существенно отличается от первого 2000 года. Ставка рефинансирования опущена уже не до 1%, а до 0,25%, и это не помогло, пришлось запустить денежную эмиссию. В следующий пик мы вступаем с уже исчерпанными возможностями манипулирования процентной ставкой и с испорченными деньгами. Этот пик станет совершенно иным. Он породит инфляционное цунами и сжатие экономики.
Если США пройдут весь этот путь (а отступать они пока не собираются), то проблему перехода на новый уровень развития первым будет решать кто-то другой, например, Япония. США перестанут быть лидером цивилизации. Новую экономику всё равно придется начинать создавать с запуска процесса реиндустриализации на новом технологическом уровне и всех сопутствующих, описанных выше, мероприятий.